Самое холодное место на земле это станция Восток расположенная    в Антарктиде. Там  очень холодно

21 июля 1983 был особый мороз, здесь было жутко холодно, температура воздуха на планете здесь опустилась до  -89,2 ° С.

Станция Восток, Антарктика Находится недалеко от южного геомагнитного полюса, на высоте около 3500 метров над уровнем моря.

Каково это — провести зиму на полярной станции «Восток

"На станции "Восток" человек не живет — он медленно умирает. Станция известна тремя основными свойствами: она находится на Южном геомагнитном полюсе, на полюсе холода (в 1983 температура упала до ?89,2°C), а под ледяным куполом, на котором стоит станция, находится древнее озеро Восток.

Обычно люди теряют до 5-10 килограммов веса за первый месяц на "Востоке". Кислорода в воздухе столько же, сколько на высоте 5 километров в средних широтах. Поэтому первая проблема по прибытии — реакция организма. Я видел, как человеку стало плохо через несколько минут после прилета. Если бы его не эвакуировали вовремя, то отек легких через несколько суток привел бы к смерти от гипоксии. Я чувствовал себя неплохо, но быстро ходить и поднимать тяжести надо очень осторожно: сразу появляется одышка и темнеет в глазах. Резко поднявшись со стула, можно просто упасть от головокружения. Кроме того, очень устаешь из-за апноэ — остановки дыхания во время сна. Чтобы адаптироваться к условиям континентальной Антарктиды и начать нормально спать, нужно от месяца до трех.

В обычной жизни вокруг нас почти всегда есть какие-то насекомые — комары, бабочки, мошкара. На "Востоке" ничего нет. Даже микроорганизмов. Но со мной иногда случались галлюцинации: казалось, рядом пролетела муха или пчела. Вода на станции — из окружающего снега. В ней нет солей и минералов, так что первое время не проходит постоянное ощущение жажды. Как известно, ученые давно бурят скважину к озеру Восток. В январе 2011 года на глубине 3540 метров начался другой лед, намерзший снизу, — замерзшая вода озера. Она чистая и недурна на вкус — можно смело кипятить и заваривать чай. Никаких неизвестных форм жизни, о которых предостерегают некоторые ученые, я в том чае не заметил.

Самолеты на "Восток" летают только с середины декабря по начало февраля — в другое время нельзя, они просто не могут приземлиться, полозья примерзают ко льду. Иногда приходит мотопоход с горючим со станции "Мирный". В остальное время никакая техника добраться туда не способна. Если что-нибудь случится, помочь некому.

Жилое здание станции полностью заметено и находится под двухметровым слоем снега. Дневного света внутри не бывает. А наружу можно выйти через два выхода — основной и запасный. Основной выход — это дверь, сразу за которой в снегу прорыт 50-метровый тоннель. Запасный выход короткий и представляет собой крутую лестницу на поверх ность снежного покрова над зданием станции. Во время зимовки моя работа предполагала каждо дневные выходы на открытый воздух — нужно было подняться на поверхность через запасный выход и пройти примерно 400 метров до небольшого домика, где располагались основные приборы и датчики. Всякий раз сначала надеваешь верхнюю одежду — пуховую куртку, теплые брюки, шерстяные перчатки, меховые варежки, валенки, маску на лицо. Надо было все это основательно застегнуть, заправить и потом навешивать на себя фонари, рюкзак с термосом, инструментами и ноутбуком. Порой надо было совершать такие экспедиции по несколько раз в день. Но такие дни и проходили быстрее.

Однажды начальник станции объявил на общем собрании, что мы переходим в режим экономии топлива. Температура внутри жилых помещений с +15°С опустилась до +10°С. Интересно, что эта экономия топлива была никому не нужна — после окончания зимовки у нас осталось лишних 10 тонн солярки для генераторов. Но в результате помещения станции оказались выхоложены. В столовой образовались полуметровые сталактиты из льда. У посудомоечной машины, которая реально экономила электричество, воду, силы и время, разорвало льдом все внутренние шланги.

В комнате, где я жил и где находилось научное оборудование, в течение двух самых холодных месяцев — июля и августа — было около +5°С. В эти месяцы основной досуг сводился к физкультуре. Я повесил в комнате перекладину, раздобыл подобие штанги, установил велотренажер — так и согревался.

В жилом здании есть кают-компания, где стоит бильярдный стол, а на стене висит телевизор (хотя эфирного телевидения нет). После того как температура там упала до минусовой, долгое время туда никто не совался. Но однажды на складе обнаружилась неисправная игровая приставка. Мы ее починили, подключили к телевизору, и в кают-компании снова начали появляться люди — одетые в теплые куртки и брюки, в шапках и валенках, они собирались, чтобы поиграть в гонки и кулачные бои.

Как и в любом другом коллективе, особенно небольшом — а нас на станции было 13 человек, — возникали конфликты. Сначала это были какие-то незначительные интрижки. Некоторые перерастали в серьезные ссоры на месяцы. Образовывались "кружки", шли разговоры о том, что Иванов сделал Петрову, а Петров — глупый трус — повел себя не как мужчина и не ударил Иванова. Потом этот разговор в искаженном виде доходил до Петрова, он решал не быть больше трусом и в другой раз бил Иванова.

Еще один тип конфликтов происходил от того, что начальник станции выделял приближенных и снабжал их продовольст вием и алкоголем сверх нормы. Самое неприятное — драки, оскорбления — начиналось с алкоголя. Водка на станцию завозится легально и в приличных количествах. Во время моей зимовки было завезено 200 с чем-то бутылок по 0,75 литра. Порой запои не прекращались по неделе, и в них участвовало около трети состава зимовки. Все спиртное было выпито меньше чем за полгода, еще до конца мая. В оставшееся время разводили служебный спирт и с разрешения начальника станции гнали самогон — на дрожжах и сахаре с добавлением гороха.

На время зимовки я вызвался быть добровольцем в ежемесячных походах на снегомерный полигон в пяти километрах севернее станции. Там вдвоем с напарником мы раз в месяц измеряли накопление снега у специально вбитых для этого вешек. Пока не наступила полярная ночь, все было нормально. Но интересно, кстати, что при ?58°C к обычному звуку выдыхаемого воздуха примешивается несильное шипение. Если разговаривать при такой температуре, то многие согласные становятся шипящими — например, вместо "свист" получается "швишт". Эффект связан с тем, что выдыхаемый углекислый газ при такой низкой температуре начинает кристаллизоваться.

А в июле температура воздуха опустилась до рекордного минимума за тот год: ?82°C. Такой мороз — это зверь. Ты за пару минут успеваешь остыть от тепла жилого помещения, а потом мороз впивается в лицо, колени, в пальцы рук и ног, вгрызаясь в плоть до самой сердцевины костей. Не спасают даже постоянное движение и самая теплая одежда. Смерть при такой температуре, даже при условии, что ты все время двигаешься, наступает через 6-8 часов. Без защитной маски — специального чулка с отверстиями для глаз — дышать нельзя, так как мгновенно белеют и обмораживаются нос и губы. Сквозь маску тоже не очень получается — от дыхания на ней образуется корка льда, состоящая из замерзшего углекислого газа и водяного пара, дышать через которую весьма затруднительно. Самый удобный способ: маска надевается так, чтобы от носа и ниже она не прилегала к лицу. Воздух входит в это отверстие снизу, немного нагревается внутри маски и дальше попадает в легкие. Как показала практика, оптимальная обувь для температуры ?82°С — обычные валенки. Лучше, чтобы подошва валенок была дополнительно подшита еще одним слоем войлока. Плюс ко всему я вкладывал в них меховые носки-чуни.

И еще интересная вещь: при сильном холоде проявляется запах, которым пропитана вся континентальная Антарктида. Запах этот едва уловим, и обычно на него не обращаешь внимания — настолько он слабый и незаметный. Но тогда, при ?82°С, я ощутил его. Какое-то время пытался найти сравнение, потом сдался. А после, когда уже прошли сильные холода, я вдруг понял, что это за запах. Я бы назвал его "карамельная ваниль".

СЕРГЕЙ БУШМАНОВ, геофизик, член российской антарктической экспедиции на станцию "Восток" 2009-2011 годов, 34 года:

  Источники
http://newsland.com/news/detail/id/1058192/

http://www.warandpeace.ru/ru/reports/view/73799/

http://esquire.ru/what-it-feels-like-82-1

Автор статьи под ником Антон  писал здесь http://esquire.ru/what-it-feels-like-82-1

Еще вот очень интересные записки, дневники, книги полярников.

ТРУДНО ОТПУСКАЕТ АНТАРКТИДА
http://www.ivki.ru/kapustin/liter/antarktida2.htm

Про сотовую связь и интернет в Антарктиде

IT-обеспечение в Антарктиде на примере одной станции

Моё почтение!
Недавно меня попросили рассказать о том, как контролируют потоки информации в Антарктиде. Немного посовещавшись сам с собой, я решил рассказать обо всех проблемах, связанных с компьютерами и связью. Рассказ будет касаться, в основном, ситуации в обсерватории Мирный, хотя большая часть проблем характерна и для остальных зимовочных станций. Про сезонные станции я вообще ничего не знаю в этом плане.

Начну немного издалека — с климатических условий. В обсерватории Мирный, где я зимовал, в среднем 220 дней в году сила ветра превышает 15 м/с. Этот ветер постоянно несёт с ледникового купола снежную пыль, которая доставляет много разных неприятностей, для нас важно то, что она заряжает статическим электричеством дома. Все предметы в домах накапливают статику, и люди в том числе. Перед тем, как браться за ручку двери, например, нужно по ней же слегка задеть ладонью — разрядиться, а иначе искра щелкнет — и довольно больно.

Перед тем, как начать работать с электронными приборами, разряжаться нужно обязательно — можно спалить. Я сам лично наблюдал, как один мой товарищ по зимовке сел за компьютер, положил руку на мышь, курсор тут же начал хаотически метаться по экрану и через 3-4 секунды замер. Всё, мышь в утиль.

Втыкать сетевые провода и флешки во включенные машины тоже не рекомендуется. Но все многие это делают. Один персонаж «на горячую» втыкал провод от спутниковой антенны в карту для приёма спутниковых снимков стоимостью несколько килобакс, да ещё и в шторм (ветер > 25 м/с), когда статика зашкаливает. Сжёг карту, конечно.

Оборудование выходит из строя часто. Сетевые карты, например, там просто можно смело числить по разряду расходных материалов.

В этих условиях снабжение комплектующими и новым оборудованием — вопрос нормальной работы станции (она ведь не просто так стоит — работают специалисты, получают информацию по своим областям, обрабатывают, пересылают в Центр институты). Так вот, если у кого-то ещё есть иллюзии, спешу их развеять. Новые компьютеры для Мирного не приобретаются. Обновление компьютерного парка происходит примерно так: в институте ААНИИ у какого-то сотрудника устаревает ([начинает барахлить],[ещё что-то]) комп. Он подаёт заявку, ещё через какое-то время деньги выделены и новый компьютер ставят ему, а его старый отправляют на станцию. Если заявка на новый комп придёт со станции, то произойдёт то же самое: новую машину поставят в институте, а старую — на станцию.
Для станций закупают провода, бумагу, картриджи для принтеров… Злые языки поговаривают, что с расходки откат гуще.
В некоторых службах на станции работают ещё 386 и 486 машины под DOS разных версий. Или Win95.

Кстати, об OS: *nix там не пахло (я имею ввиду только Мирный, про другие станции не в курсе). Кто сказал, что лицензионной Windows там нет? Есть — на личных ноутбуках у зимовщиков я сам лично видел лицензионную Висту. Станционные машины, все, как одна — мечта отдела «К». А в самом деле, ну кто будет посылать проверку в такую даль? Тем более, что это и не территория России?

А что у нас со связью? Ну, радиостанции, седая классика — около домов установлены антенны, в радиорубке — несколько трансиверов, от современных, до пожилых (но и они ещё «в форме»). Не «морзянка», конечно, хотя ключи на всякий случай есть, и радисты могут на них работать.

Можно посылать телеграммы. Конечно же, есть спутниковые телефоны разных систем — Iridium, Inmarsat, Fleet. Есть и факс, разумеется.

Телефон установлен в радиорубке (типа таксофона, карточки на 10 мин по 8 у.е). Приходишь, берёшь у радиста карточку (две, десять), в следующем месяце из твоей зарплаты вычитают соответствующие суммы.
Тут мы первый раз обнаруживаем, что наши личные переговоры с домом — не такие уж личные. Как радисты, так и очередь в коридоре, прекрасно слышат всё, что вы хотите сказать вашему куратору в иностранной разведке родным и близким.

Интернет — спутниковый. Тут есть два ньюанса: во-первых, 40 долларов за мегабайт. Я не знаю цену на услуги от провайдера (просто потому, что не знаю, через какие спутники там всё сделано), но конечный пользователь (станция) платит столько. Есть лимит в институте — N долларов в месяц на станцию. При необходимости можно залезть в счёт следующего месяца. Скачивают новости (их потом распечатывают и вывешивают в кают-компании, в комнатах отдыха, можно и себе распечатать или скинуть на флешку/по сети), обновляют антивирусы, особенно перед прибытием новой смены.

Во-вторых, доступ к компьютеру, подключенному в интернет, есть только у радиста и у сисадмина. Доступ остальных запрещён прямым распоряжением. То есть, даже если вы захотите потратить свои кровные на то, чтобы проверить почту (хотя бы) — не дадут.

Электронная почта — это отдельная песня.

Письмо на станцию отправляется на специальный адрес в ААНИИ, где из него специальные сотрудницы делают текстовый файл (читают, конечно — а иначе как объяснить, что некоторые письма не доходят?), файлы собирают и кучкой отправляют раз в неделю на станцию. Там радист (читает ли он их?) раздаёт письма по сети, на флешках или в печатном виде.

Письма со станции отправляются по обратному пути — текстовый файл вам нужно отдать радисту, он его, вместе с остальными, (ни глазочком не взглянув, ну что вы!) отправляет в институт, где специальные сотрудницы открывают файлы, старательно глядя только на первую строчку, где вы написали адрес, куда надо переслать, и ни в коем случае не читая остальной текст, и отправляют письмо куда надо вы заказывали.

Есть несколько гарантированных способов, чтобы письмо не дошло — критика начальства (станционного, в институте), оповещение родных о том, что на станции случилось ЧП, но вы в порядке, и тому подобное.

Сколько стоит отправить/получить письмо? Да сущие копейки! 32 рубля за лист. Лист — это 70 строк. Строка это 60 символов. Если в письме 71 строка — уже 64 рубля, ведь новый лист начался. Если строка на один-два символа перескочила на новую строку — это никого не волнует. В конце концов, вас никто не заставляет писать письма по электронной почте. За письма, как и за телефонные разговоры, из вашей зарплаты вычитают соответствующие суммы. Да, за недошедшие письма тоже. И опять же, злые языки поговаривают о стоимости письма и даже переходят на личности.

Впрочем, это всё касается станций Мирный, Восток и Прогресс. На Новолазаревской есть аэродром, который принадлежит не Российской Антарктической Экспедиции, а другой организации, там есть интернет — медленный, но со свободным доступом (можно отправить почту, и даже посерфить, но недолго). Кажется, он даже бесплатный (в смысле, фирма платит только абонентку и ограничение по толщине канала), но врать не буду. Но персонал станции пользовался, значит, если и платно, то не разорительно. На станции Беллинзгаузен всё ещё интереснее, там есть сотовая связь и GPRS — рядом находится чилийская станция, а на ней просто стоит сота. Люди летят на эту станцию через Чили и покупают чилийские симки, чтобы не разоряться на роуминг отечественных опсосов. К сожалению, я потерял ссылку, но одна журналистка, зимовавшая на «Белле», вела свой ЖЖ прямо со станции.

Так что, дорогие читатели, если соберётесь зимовать на трёх неблагополучных станциях — ноутбук и спутниковая связь вам в помощь! И мой вам совет — берегитесь статического электричества, до ближайшего сервиса 5000 км.

вот от сюда http://habrahabr.ru/post/91735/

и еще вот интересная статья

Две недели мы выезжали к трещине, такие тяжёлые, как я, стояли на страховке и на «подай, принеси» парни полегче и половчее спускались в трещину. Померили глубину — оказалось, 27 метров. 

Представьте — танк сбросили с 9-этажного дома. 

Те, кто внизу, каждый раз сначала откапывали тягач от нанесённого за ночь снега, потом при помощи электросварки и «болгарки» резали металл, по кусочкам. 
Наша небольшая удача состояла в том, что одна из Харьковчанок встала перед самой трещиной.
 А в ней — ПЭС (дизель-генератор). 
От него и запитали сварку и «болгарку». К концу второй недели решили, что народу на страховке многовато, лучше вместо меня взять ещё одного лёгкого, для работы внизу. 
Так что финал работ на трещине я знаю только со слов товарищей.

http://travel.oper.ru/news/read.php?t=1051611376